Вдова никопольчанина, бойца АТО Василия Логвиненко: «Я не верю в смерть мужа. Наверное, это нормально, что я не верю…»

В Никополе Днепропетровской области похоронили 37-летнего Василия Логвиненко. Он пропал под Иловайском еще в августе прошлого года, и все это время супруга надеялась, что муж жив. Лишь недавно стало известно, что Василий заживо сгорел в БМП. Сейчас Марине, которая родила двойню и осталась одна с тремя детьми, нужна помощь.

На днях в Никополе Днепропетровской области похоронили 37-летнего военнослужащего Василия Логвиненко, сообщают "Факты". Он погиб под Иловайском — заживо сгорел в БМП, — но в бою побратимы этого не заметили. Выжившие сослуживцы запомнили лишь, что Василий только что был рядом и вдруг исчез. «Может, его взяли в плен? — предполагали бойцы. — Некоторых ребят не было в списках пленных, а они в это время находились в застенках „ДНР“. С Васей могла произойти та же история». В то, что Василий жив, искренне верила и его жена Марина. Когда муж пропал, женщина была беременна двойней. В апреле родились близнецы — мальчик и девочка.

К сожалению, чуда не произошло. На прошлой неделе Марине позвонили из милиции и сообщили, что в Донецкой области нашли останки ее супруга. ДНК-экспертиза подтвердила: боец, захороненный на Краснопольском кладбище на Днепропетровщине под номером 7073 — Василий Логвиненко.

На похороны воина в его родном Никополе пришли несколько тысяч человек. Среди них и многие побратимы Василия, которые сейчас поддерживают Марину и ее деток.

— Один из них, Валик, даже стал малышам крестным отцом, — рассказывает Марина. — Валик последний видел мужа живым, в Иловайске они были в экипаже одного БМП. Потом начался обстрел, и они потеряли друг друга. Валик, кстати, сам чудом остался жив. Раненный в голову залетевшим под каску осколком, он попал в плен, но был освобожден сотрудниками Красного Креста. Приехав домой, Валик сразу начал помогать мне в поисках мужа. Обзванивал сослуживцев, искал выходы на боевиков. Большое ему спасибо. Позже поняла, что лучшего крестного для наших с Васей деток я не найду.

Именно от Валентина Марина узнала, что ее муж находился в Иловайске, сам он об этом не рассказывал. Даже когда подразделение попало в котел, Василий разговаривал с женой по телефону как ни в чем не бывало: спрашивал о самочувствии, радовался вместе с ней результатам УЗИ.

— Я успела сказать Васе, что у нас будет двойня, — вспоминает Марина. — Муж был счастлив. Мы ждали этого момента последние двенадцать лет. Когда познакомились, я сама воспитывала пятилетнего сына от первого брака. Вася полюбил его как родного. Но мы все равно хотели общих детей. Проходили десятки обследований, годами ходили по врачам и везде слышали одно и то же: ни у кого из нас нет патологий. Оба могли иметь детей, но почему-то не получалось. Вот и решили, что, как только Вася вернется с войны, обязательно усыновим ребенка.

Муж получил повестку 27 марта прошлого года. Уже потом я узнала, что до этого он сам четыре раза ходил в военкомат, просил, чтобы его мобилизовали. Но его военная профессия — секретчик — тогда не была востребована. Когда я все же узнала, что он хочет идти на войну, спросила: «Кому это нужно? Зачем?» — «Это нужно тебе и нашему сыну, — ответил Вася. — Днепропетровская область совсем рядом с Донецкой. Чтобы вы здесь спали спокойно, я должен идти». И уже 15 мая он был в Донецкой области.

С тех пор я могла только догадываться, что с ним происходит. По телефону Вася не мог ничего рассказать. Помню, спрашивала: «Зая, ты где?» А он: «Мамочка (так он в шутку меня называл), это не телефонный разговор». Приехав на ротацию, объяснил, что в зоне АТО все прослушивается и часто даже нельзя включать мобильный телефон. Во многих местах нет связи, и, чтобы сказать мне, что жив, Васе приходилось лезть на дерево и там ловить сигнал.

— Когда супруг уезжал на войну, вы еще не были беременны?

— Нет. Это случилось, когда он летом приехал на ротацию. Вскоре после того как Вася вернулся на фронт, я почувствовала недомогание. А сделав тест на беременность, не поверила своим глазам: он был положительным! Вася тоже обрадовался: «Повтори, что ты сказала! Там точно две полоски? Ты уверена?» 28 августа я пошла на УЗИ и узнала, что у нас будет двойня. Позвонила Васе и закричала в трубку: «У нас будут двойняшки, представляешь!?» «Ого!» — воскликнул муж. «Ого» — это хорошо или плохо?" — «Конечно, хорошо! Умничка моя, держись. Я люблю тебя, слышишь? Все будет хорошо». На этом связь оборвалась. Тогда еще я не знала, что это был последний наш разговор.

30 и 31 августа Вася уже не выходил на связь. Когда мне сообщили, что он пропал и никто не знает, что с ним, у меня началась истерика. Я плакала и не понимала, как такое может быть. «Муж не мог погибнуть, — говорила себе. — Мы двенадцать лет мечтали о детях. Наконец Бог дал нам деток. И Вася должен их увидеть!» Мне пытались помочь переговорщики, но даже им не удалось найти мужа. Зато стали звонить мошенники. Представляясь сепаратистами, говорили: «Твой муж у нас. И если ты не пришлешь нам денег, мы пришлем тебе его по кусочкам. Сейчас будем отрезать ему пальцы». Потом мне объяснили, что так действуют аферисты, которые прочитали в Интернете, что беременная женщина ищет мужа, и решили на этом нажиться.

Стресс и переживания не прошли даром. Когда я в очередной раз пришла на обследование, врачи никопольской больницы сказали, что выживет только один ребенок, второму поставили страшный диагноз: гидроцефалия — водянка головного мозга. Как мне объяснили, это означало, что мозга у ребенка вообще не будет. Сказали, что младенец не сможет ни глотать, ни дышать и, скорее всего, не доживет до родов. Обычно в таких ситуациях сразу делают аборт. Но в моем случае был еще один ребенок, здоровый. И врачи не стали прерывать беременность.

Марина родила в апреле путем кесарева сечения. Мальчик весил три килограмма триста граммов, девочка — два с половиной килограмма. Девочку назвала Соломией, от еврейского слова «шалом», что означает «мир вашему дому». А мальчика — Мирослав, прославляющий мир.

— Самое главное, что Соломийка выжила вопреки всем неблагоприятным прогнозам, — говорила Марина во время нашей встречи. — Кесарево сечение делали под эпидуральным наркозом, то есть я была в сознании. Когда услышала, как она «заквакала», а потом задышала, то расплакалась от счастья! Обследование показало, что есть определенные проблемы, но все не так страшно, как говорили. Соломийка самостоятельно дышит, глотает, реагирует на внешние раздражители. Как будет дальше, время покажет.

Что касается поисков мужа, то утешительных новостей не было. Василия Логвиненко искали переговорщики, волонтеры, сослуживцы… В отличие от вдов участников АТО, Марина тогда не получила денег от государства.

— Пособие дают только в том случае, если боец погиб или его признали без вести пропавшим, — объяснила женщина. — Но если Васю признают пропавшим, его перестанут искать. А этого я не допущу. Продолжаю поиски. Надеюсь, государство тоже. А вдруг супруг где-нибудь в плену? Я готова сама туда поехать и искать его…

…Мы созвонились с Мариной через несколько дней после похорон. Сейчас она в Никополе. С детьми помогают мама, сестра и старший сын.

— Мне повезло, что они у меня есть, — говорит Марина. — Не представляю, что бы я делала, если бы осталась одна. А так мне есть на кого положиться. Родные и во время похорон все время были рядом. 17-летний сын ездил вместе со мной в морг, забирал тело… Вернее то, что от него осталось. Ведь Васю еще в октябре прошлого года захоронили под четырехзначным номером регистрации 7073 на Краснопольском кладбище. Это на окраине Днепропетровска, здесь покоятся останки более сотни неизвестных солдат. Мне же об этом сообщили только в начале июля. Позвонили из областного отделения милиции и сказали, что ДНК одного неизвестного солдата на 99,9 процентов совпало с ДНК наших детей. Я ответила, что хотела бы похоронить Васю в Никополе. Это наш город, здесь мы познакомились и были счастливы…

Знаете, весь последний год я не теряла надежды на то, что муж жив. Боролась с отчаяньем, убеждала себя, что рано или поздно он вернется. Вселяли надежду слова одного военного, которому сказали, что Вася якобы находится в плену в России. Я понимала, что это маловероятно, но вдруг? И я… до сих пор на это надеюсь. Понимаю, что есть результаты экспертизы, и это объективные данные. Но с другой стороны: я ведь не видела, кого похоронила. Я не видела Васю мертвым, не общалась с людьми, на глазах у которых он погиб. И не верю в его смерть. Наверное, это нормально, что я не верю…

Мой 17-летний сын изменился до неузнаваемости. Узнав, что Вася воюет на востоке, он стал взрослым и ответственным. С тех пор старался меня опекать, как это делал муж. Сейчас и вовсе от меня не отходит. Кстати, уже после того как мы побывали в морге, сыну приснился Вася. Он стоял на пороге нашего дома, улыбался и говорил: «Сынок, никому не верь. Я жив и я вернусь». Похожий сон был у моей сестры.

Люди провожали Василия Логвиненко в последний путь, стоя на коленях. Все удивлялись силе духа Марины, которая старалась не показывать своих эмоций и говорила окружающим то, что они хотели сказать ей: несмотря ни на что, жизнь продолжается.

— А как иначе? Я не имею права сдаться, — говорит Марина. — Кто-то должен быть сильным. Мне теперь поднимать на ноги двух детей. Волнуюсь и за старшего сына — в этом году он будет поступать в университет. Надеюсь, у него все получится. Для него эти события тоже не прошли бесследно — он мог бы сдать тесты намного лучше, но получил довольно средний результат. А льготы при поступлении на сына не распространяются, ведь Вася не был его родным отцом. Но сын просит меня не волноваться, говорит: «Мам, мы со всем справимся».

— Как себя чувствуют детки? Дочке поставили окончательный диагноз?

— Да. К сожалению, это таки гидроцефалия. Обследование МРТ показало, что в голове Соломийки образовалась киста, из-за которой там скопилось много свободной жидкости. Эту жидкость нужно немедленно удалить, поскольку она давит на мозг, который сейчас активно развивается. Естественно, нужно удалять и кисту. Но в Украине такую операцию делать отказались. Мы консультировались с опытными столичными нейрохирургами, и все они утверждают одно и то же: киста расположена в таком месте, что с имеющейся у них аппаратурой удалять ее слишком рискованно. Ребенок может умереть. Но ведь если не оперировать, случится то же самое.

Хорошо, что волонтеры отправили историю болезни Соломийки в зарубежные клиники. Там такие заболевания лечат достаточно успешно. На днях мы получили ответ из Германии. Немецкие хирурги готовы прооперировать Соломийку за 20 тысяч евро. Эта сумма не включает стоимость пребывания в Германии, но для нас она все равно неподъемна. Правда, скажем, в Израиле такая же операция обойдется чуть ли не в два раза дороже. Так что Германия — пока единственный наш шанс. Немецкие врачи сообщили, что раньше успешно справлялись с такими проблемами. Это дает нам надежду.

— Как быстро нужно сделать операцию?

— В Германии нас ждут уже в августе. Врачи предупредили, что откладывать операцию нельзя. За последний месяц голова девочки увеличилась в диаметре на целых 15 сантиметров. В отличие от братика, Соломийка плохо ее держит и почти не может двигаться. А вот Мирославчик уже вовсю ползает.

Хочу поблагодарить за помощь волонтеров и всех неравнодушных людей. В особенности Геннадия Друзенко, председателя наблюдательного совета Первого добровольческого мобильного госпиталя имени Пирогова. Именно благодаря его объявлениям в «Фейсбуке» обо мне узнали много людей. За пять дней на счет поступило 123 тысячи гривен, представляете? Генеральный директор одесской компании «Фрисо», торгующей детскими смесями, взялся полностью обеспечить моих деток питанием. Теперь мы получаем огромные посылки. А недавно познакомилась с киевлянкой Таней Рыжей. Она прочитала о нас в Интернете и теперь вовсю меня опекает! Звонит со словами: «Дорогая моя, как ты там? Тут мои знакомые девчонки тоже хотят помочь. У тебя теперь столько подруг в Киеве!» А я слушаю ее и плачу. С такой поддержкой действительно ничего не страшно.

Наш разговор прервал детский плач.

— Соломийка проснулась, — объяснила Марина. — Кстати, дочка удивительно похожа на Васю. Его нос, его глаза. Настоящая папина доця. Представляю, как бы он радовался. И если я не сумела спасти Васю, ее я спасу, чего бы мне это ни стоило. Знаете, я раньше никогда не писала стихи. А теперь просыпаюсь среди ночи и мне как будто кто-то надиктовывает строчки. Это стихотворение написала незадолго до похорон:

Мне снился сон сегодня ночью,
как будто мы с тобой вдвоем,
как будто ты совсем не умер,
а то, что было, — страшный сон.
И вот гуляем мы под ручку,
я счастлива как никогда.
Ты улыбаешься, смеешься,
с любовью смотришь на меня.
И вдруг все небо затянуло,
я слышу плач, все громче он.
Я просыпаюсь, понимаю,
что ты был только в сне моем.
В кроватке сын истошно плачет,
а рядом дочка тихо спит.
Кровать качаю: «Спи, мой мальчик,
твой папа хоть во сне, но жив».

P. S. Если вы захотите поддержать Марину, деньги можно перечислить на ее карточку ПриватБанка: 5168 7572 4612 5084, Ковалева Марина.